статья с сайта:   ШКОЛА ПОЭЗИИ

Людям, имеющим вес в поэзии, редакторам, ведущим журналистам, составителям сборников зачастую присуще неодобрительное отношение к гражданской лирике. Это настолько распространённое явление, что поэзия данной категории у нас в Украине если ещё не в подполье, то практически изгнана со страниц литературных газет и журналов – впрочем, как и местных газет любого уровня. Я говорю именно о гражданской лирике – не путать с понятием «лирика патриотическая». Последняя как раз в защите не нуждается. Она и раньше в ней не нуждалась. И никогда не будет нуждаться. Она всегда на коне. Хотя именно её я бы словом «поэзия» не называла, потому что это патриотичность типа «чего изволите?» (если речь не идёт о молодых неопытных людях с тщательно промытыми в школах и вузах мозгами).

     В результате полуподпольного существования у лирики гражданской возникли большие проблемы с собственным уровнем. Ведь ей не до жиру – быть бы напечатанной! Какие уж тут критические разборы, конкурсы, фестивали, уроки мастерства... Вот и плодятся безграмотные и безóбразные версификационные «поделки», – вполне искренние, вполне эмоциональные, с высоким накалом гражданственности и только потому претендующие на то, чтобы считаться поэзией. Почти всё, что сейчас всё-таки кое-где ещё публикуется по этой тематике, принадлежит к данному малоэстетическому виду. Но такое положение дел способствует самоуничтожению, поскольку какой может быть интерес к культурному продукту низкой пробы!

     Я не буду вдаваться в разбор подобных опусов, хотя они и заслуживают того. Не буду, поскольку это означало бы подставить ножку и так еле стоящей на ногах гражданской поэзии Украины, чего мне бы крайне не хотелось. Лучше привести пример другой – подлинной гражданской поэзии, на её примере показать, какой она может быть, если уважаемые авторы станут требовательнее к себе даже без понуканий и «разбора полётов».

     Да, я считаю, что и гражданская лирика может быть именно Поэзией. Чтобы найти достойный пример из истории литературы, не надо добираться аж до Некрасова – можно вспомнить хотя бы Мандельштама. Мандельштамов среди гражданских поэтов Украины я пока не вижу. Зато есть несколько сильных, состоявшихся Мастеров, у которых стоит поучиться тем, кто дерзает браться за данную тему. И в этом очень кратком списке одно из первых мест занимает запорожский поэт Андрей Ковтун. Его выступления всегда проходят при полной аудитории, книги выдерживают не одно издание и пользуются большим спросом, а многие стихотворения люди, которым они понравились, превращают в песни. И это при том, что автор не только не получает поддержки от «власть предержащих», но доступ даже к обычным областным изданиям для него крайне ограничен.

     Те, кто на дух не переносят гражданскую лирику, почему-то считают её – всю, без изъятия, как вид вообще – лозунгом и голой прокламацией. Они не видят достоинств высокой гражданской поэзии, отличий её от версификации. Специально для таких высоколобых знатоков демонстрирую метафоричность: «И на груди полей широких / Мне, малышу, казалось, что / Четыре хаты у дороги – / Как пуговицы на пальто.../ Оно мне дорого, как прежде, / Как в детство розовая нить, / И никакой другой одежде / Его тепла не заменить». «Да есть ли в  том единственная правда, / Чтобы текли, как слёзы по щекáм, / Вновь беженцы по старым, битым трактам?». «Мой посёлок! Уж вечер пеший / Отпустил в ночное зарю...», «Не потому ли наше сердце, / Когда, казалось, боль прошла, / Вдруг защемит, как место среза, / Там, где любимая была». «И, не волнуясь новой далью, / Быть незаряженным с утра / Горячим током ожиданья». Ну, а великолепная афористичность стихотворений Ковтуна, запоминаемость его строчек – главное достижение поэта: «Ах, какое у людей похолоданье, / Хоть и тают в Антарктиде ледники!»

     Что вызывает уважение – Ковтун имеет свои постоянные принципы и симпатии и выражает их честно и открыто в пламенном поэтическом слове. Не стоит иронически усмехаться слову «пафос» – без подлинного, не наигранного пафоса лирика гражданская существовать не может, в нём её суть. Важно не то, как бы обойтись без «огня», а то, как бы суметь придать ему доверительную, спокойную и уверенную интонацию вместо задыхающегося от избытка страстей показушной «патриотичной» тарабарщины. «Я стоял пред махиною в несколько тонн / И, гранитную фальшь отвергая, / С неотступною горечью думал о том, / Что она, Украина, – другая». «Ей порой подают, не пустив и во двор, / А порою, смеясь, отвернутся». «Как красиво звучит: демократия, правда, свобода!/ Я и сам бы сбежал к ним от  нашей житейской тоски, / Но плоды от Майдана пожнут, как всегда, кукловоды». «А Майдан разогрет, он речам рукоплещет усердно./ Как доверчив народ, как он верит в другую судьбу!/ Иронично глядят на всё это грузины и сербы./ Разве легче им жить после их помаранчевых бурь?»

     Приступая к более детальному рассмотрению поэзии Андрея Ковтуна, я, прежде всего, хочу сказать, что не собираюсь приносить извинения за политические взгляды, которые отражаются в его стихотворениях. «Ну что же ты наделала, страна, / Которая устала быть великой?». «Вновь наши смуты и расколы отбросят нас на триста лет». «Распадаемся на хутора, / Ведь на хуторе легче быть паном». У кого со слухом всё в порядке и чей вкус не определяется лишь политическими пристрастиями, почувствует в этих словах не надоевший пафос с запахом нафталина, но боль. Для автора его собственная судьба определяется не личными успехами – судьбой его страны (все ли мы можем так же сказать о себе?):

Не надо нам каяться в том «криминале»,

Что мы, не щадя живота своего,

Горбатились, мёрзли, хребты надрывали,

Но вырвались в сильные мира сего.

Не надо виниться, что в космос летали,

Что всех нас работа ждала по утрам.

     И это тоже было в нашей истории: наряду с лагерями и идеологическим прессингом – величайшие рекорды, уверенность в завтрашнем дне, лучшее в мире образование, бесплатная медицина и забота о юном поколении. Вычеркивать эти достижения из памяти, каяться и жаловаться на то, какой мы невезучий и жалкий народ, – просто мерзко по отношению к поколениям тех, кто создавал высокоразвитую страну, передовую индустриальную державу. Утверждая сейчас новую государственность, не грех было бы перенять положительный опыт прошлого в том, что касается социальных достижений и нравственного воспитания, а не ставить бездумно жирный крест вообще на всём, касающемся советского строя. От сохранения своих же собственных достижений мы как страна только выиграли бы. «Вам не понять, как, бросив все удобства, / Мы ехали за запахом тайги, / За братством трудовым и за геройством.../ В Стамбул сегодня едут за другим». «Мы не торговцами – строителями были, / И у станка, у доменной печи / На стройках Днепрогэса и в Сибири / Искали мы от счастия ключи», «Не отрекайся от родного дома, / Уюта в нём уже не находя./ Пусть ждут тебя высокие хоромы – / Ты оглянись, из дома уходя./ Ты оглянись. И пусть не оборвётся / В прошедшее натянутая нить./ Жизнь обновляется, но что-то остаётся, / Что некому и нечем заменить».

     И одним из тех остающихся, незаменимых, хотя нынче и презираемых, понятий является честь. Нравственная мерка, не подверженная, как резина, угодному – на заказ – сужению и растяжению. Отношение к себе самому такое же серьёзное и вдумчивое, как к другим, – и наоборот. Этому не учат сейчас в школах и вузах, учат другому – успеху, оборотливости, жёсткости, чтобы выжить в индустриальных джунглях: «Но явилось пузатое «Я», / Всех по разным углам растолкало, / Разделило на клочья тряпья / Согревавшее всех одеяло», «Там гармони уже не поют, / Там другие понятия правят, / Там взаймы никому не дают, / Там соседских хохлатушек травят». Раньше учили – чести. И пусть потом те, кто учили, её нередко сами же и испытывали на прогиб, поддаваясь житейским обстоятельствам и двойственным нормам морали, – главное, что чувство чести с детских лет становилось основой характера, и те, кто принимали его в себя безоговорочно, уже могли твёрдо противостоять жизненным испытаниям.

Она всегда неприручима,

Её колючие углы

Не чтут ни имени, ни чина

И разрывают все чехлы.

Она из тех лишь измерений,

Где – только «Да» и только «Нет»

И слов не ищут безразмерных

На промежуточный ответ.

(«О честности»)

     О людях с такой неподкупной меркой к себе и к другим у Андрея Ковтуна есть стихотворение с выразительным названием «Вымирают динозавры»: «Не чело сейчас, а челюсти весомей, / Люди чести в наше время не в чести» (кстати, обратите внимание на аллитерацию). Но именно такие люди – совесть каждой нации, и очень жаль, что не на них зачастую ориентируются молодые, которым завтра доверят управление державой. Если изображать из себя ангела всепрощения, терпеть хамство или, тем более, нахрапом пробивать себе дорогу скандалами, то в духовном, нравственном плане «так и ссутулимся на нет, / Теряя в росте понемножку.../ Забыв совсем, как в двадцать лет / За честь свою держались так, / Как в море за обломок лодки / Держался б тонущий моряк – / Зубами, ногтем, подбородком».

     Честь и братство, товарищеские отношения между людьми, готовность прийти на помощь даже к незнакомцу – не только советские принципы, но исконные моральные нормы, присущие любому народу. В старину это везде соблюдалось свято. В не столь далёкие времена этому тоже учили детей в первую очередь – я сама прошла такую школу и считаю, что ничего от этого не потеряла.

Слова, слова... Они всего слова всего лишь,

Но, как и люди, с разною судьбой,

И по душе мне братское «товарищ»,

Негордое и равное со мной.

И если вдруг какое-то несчастье

Прижмёт меня костлявою рукой,

«Товарищи, – я крикну, – выручайте!»,

А на панов надежды никакой.

Современная политика демонстрирует совсем другой тип поведения, именно с которого и придётся брать пример молодому поколению, если оно заинтересовано в карьере: «Всегда увернутся от пуль и пощёчин, / Умело проскочат меж капель дождя, / Расчёт их всегда изворотливо точен: / В соратниках быть у любого вождя». «Всегда при улыбке, всегда моложавы, / Всегда у них в норме зарплата и чин./ Народ им доверил ключи от державы, / Для них это стали ключи от машин».

     Ещё одним незаменяемым понятием в любой культуре остаётся преданность родной земле. С этим вроде бы всё в порядке, любовь к неньке-Украине царит в эфире и на газетных полосах. Но это именно «вроде бы». Нельзя же всерьёз сочетать эти пафосные трескучие фразы с усиленной пропагандой чуждой нашим народам западной культуры, с усердным насаждением новых праздников, не имеющих у нас национальных корней, с преклонением перед иным стилем жизни, иными ценностями и ориентирами – тем более на фоне всенародного «покаяния» за свой бывший строй! Как можно смешивать это с действенной, способной на созидание, а не на один только плач и взращивание мстительности, любовью к родной стране? Тут уж в любом сознании наступает момент истины, просветление, когда человек выбирает «или – или». Или иной образ жизни и, наряду с этим, естественно, новые ценности и новая культура (от старой остаются разве что вышитые рушники и мова) – или... Но кто из молодых выберет альтернативный вариант, если перспектива ждёт их на первом, а не на втором пути? «Трудно верить в слёз твоих ситро, / Легче – в чемоданов вид пузатый./ Чемоданам можно и на Запад, / Ведь у них тряпичное нутро.../ Где тот двор в медяшках жёлтых листьев, / Что когда-то, в свой поверив шаг / И сося конфетку любопытства, / Ты сама впервые перешла? / Уезжаешь всё же, мисс Гелена?»

     Но все ли те, кто пока что ещё остаются, тем самым проявляют патриотичность? Нет ли в этом просто умения приспособиться к новым ценностям на родной почве? Ведь достаточно – просто принять условия игры.

А впрочем, что мы морщимся?

Им хорошо и тут,

За гибкость дрессировщики

Им сахар подают.

Ах, этот сахар подленький,

Он яда посильней,

Он часто рубит под ноги

Не только лошадей.

(«Танцующие лошади»)

Этим людям Ковтун противопоставляет другие примеры из нашей истории и литературы – академика Павлова и Тараса Бульбу. «К нему уже пришли проститься / Его дела, его слова; / Уже, как свечи, гасли лица, / А он, лежащий, диктовал.../ А мы, о славе не радея, / В труде ликуя и скорбя, – / Смогли бы в нашем главном деле / Вот так же – выдохнуть себя?». «А есть ли нечто в жизни у тебя / Такое, как Тараса Бульбы трубка, / Та спутница его отважных дел, / Которую и в самой жаркой рубке / Он ляхам отдавать не захотел?». Сейчас подобные люди, действительно, подобны вымирающим динозаврам и белым воронам. Не их это время. Но – «Они нужны, когда молчать не надо, / Хоть кажется твердыней тишина./ По глади устоявшихся понятий / Крамольно катит свежая волна». «Мы мельчаем, высоту покинув / В честности, в любви или в труде.../ Пожалейте нелетающих пингвинов,/ Пожалейте нелетающих людей».

     Нелетающие – добренькие ко всем без изъятия, они такие светлые и гармоничные в своей приверженности к золотой середине, так умиротворяют всегдашней готовностью «помирить» (смешать!) белое с чёрным и навести розовый глянец! Они не полезут в драку, защищая вас, – они дадут «мудрый совет»: смирись, ты не прав, истина посередине, и вообще всё будет хорошо, только уступи.

Застой души! В нём что-то от гнилья.

Как надо нам порою оглянуться,

И отыскать затерянное «Я»,

И в юность за драчливостью вернуться.

     Профессия литературного критика тоже не терпит умиротворения и глянца. Может быть, поэтому мне так близка лирика Ковтуна.

И в себе холопство подавляя,

И блюдя собачий паритет,

Оглуши-ка их роскошным лаем,

Лай – он тоже нынче аргумент.

Ну, а я, не знавший «Мерседесов»,

Жизнью тоже согнутый в дугу,